«Всегда есть переменная Х, которая от меня не зависит»
Фото с сайта theswaddle.com
В самом страхе нет ничего плохого, пока он работает так, как задумано природой. В контроле тоже, если он не гипертрофированный.
У каждой нашей эмоции есть своя роль. Тревога, страх имеют защитную функцию, они предупреждают нас об опасности. Нормально их чувствовать и потом предпринять какие-то меры, чтобы защитить себя.
Здоровый механизм – бояться высоты и отходить подальше от края бездны.
Но когда это перестает быть защитой, а становится чем-то мешающим, останавливающим, если это ухудшает качество жизни, не дает заниматься делами – есть повод обратиться к специалисту.
Но если тревога или страхи становятся навязчивыми, крутятся в голове безостановочно, невозможно уснуть, не можешь отпустить ребенка от себя надолго – словом, когда они мешает жить, это ненормально. Иногда это может говорить о депрессии.
Нельзя «прятать» от себя свои тревоги и страхи. Когда мы придумываем для себя и своих детей инструкции на все случаи жизни, пытаемся все предусмотреть и предугадать, мы как раз прячем свои настоящие эмоции в дальний ящик.
Продуктивнее с ними открыто взаимодействовать. Говорить себе: да, это нормально испытывать беспокойство за своего ребенка. Да, временами я чувствую себя беспомощной, но это тоже естественно.
Полезно нарисовать в виде круговой диаграммы, что зависит от меня, а что – не зависит. Нужно сосредоточиться на том, что ты можешь сделать. Я свою программу, свою зону ответственности выполняю, а остальное – как Бог даст. Я просто помню, что всегда есть некая переменная икс, которая от меня не зависит.
Когда оценка ни на что не влияет
Еще одно следствие этой жизни «в пробирке» – фатальная зависимость от внешнего оценивания. Здесь я могу легко сравнивать с моим временем учебы – оно было не так давно, но это была совсем другая история хотя бы потому, что тогда оценки узнавали через две недели, а сейчас они появляются в электронном дневнике через секунду. В этом, конечно, есть плюс, потому что родители сразу понимают ситуацию, но это усиливает ощущение тревожности в разы. И как только родитель видит оценку, он сразу же звонит учителю или пишет сообщение: почему? за что? как исправить? Что было, когда не было электронного дневника? Оценка родителям становилась известна не сразу, и пока она до них дойдет, во-первых, ты мог ее уже исправить, а во-вторых, за это время получить еще кучу оценок. Наконец, можно было сделать так, чтобы родитель не увидел дневник или чтобы он в дневнике не увидел оценки. Сегодня все по-другому.
Хорошо, если родители понимают, что учеба – не про оценки. Я пытаюсь – но пока не всегда успешно – говорить с детьми, что оценка диверсифицирована, что у нее нет однозначного значения и что она для каждого своя. Разумеется, оценки за контрольную общие и ставятся более или менее по одной шкале, а текущие оценки я часто ставлю за прогресс ученика относительно него самого.
Кстати, в лицее Высшей школы экономики есть замечательная система – формирующие и констатирующие оценки, и я сейчас постепенно начал это вводить: у меня есть отметки, которые я не ставлю в электронный журнал, и хотя они часто поставлены за важные работы, они ни на что не влияют. Детям я объясняю: «Эти оценки – для вас, чтобы вы понимали, какие скиллы вам нужно прокачать». Сейчас у меня может быть от трех до пяти критериальных оценок за одну работу: за глубину и полноту работы с текстом; за аргументацию; за композицию; за речевое оформление и так далее. Ученик получает четыре оценки, и он понимает, над чем конкретно ему следует поработать.
– Что из этого идет в журнал?
– Все – у меня в журнале полно оценок. Что-то я не ставлю, чтобы это не было дамокловым мечом, чтобы вообще убрать идею, что оценка на что-то влияет. Она ни на что не влияет, кроме того, что ты понимаешь, какие навыки тебе улучшить. Мы много говорим об этом с детьми, не знаю, получится ли их в этом убедить – с некоторой долей уверенности можно будет судить об этом, когда они закончат школу, а совсем с уверенностью – лет через 30, но я пытаюсь много с ними проводить всякой неоценочной рефлексии: что мне здесь показалось самым интересным, что мне здесь было труднее всего? У нас с ними очень часто такое бывает и на классных часах, и они делали недавно газету про то самое интересное, что у них было на уроке, – не традиционную стенгазету про поездки, а про то, чему они научились, что им было интересно, где они горели. А для меня была важна обратная связь, чтобы понять, где они не горели.
Я с ними часто говорю о том, что у них получается, что не получается, чтобы уйти от оценки как окончательного вердикта, который что-то раз и навсегда решит. Почему мне это кажется важным?
Потому что когда решает не оценка, то есть дядя, а когда я сам себя могу оценивать и понимать, где я сейчас нахожусь относительно самого себя, что у меня хорошо, а что я должен улучшить, то я начинаю становиться субъектом обучения.
В каждом триместре я использую листы самооценивания. Это очень подробная таблица с двадцатью навыками, которые так или иначе были задействованы, я позаимствовал ее у коллег из «Новой школы».
– Насколько дети честны в этих листах, с вашей точки зрения?
– Это ужасно интересно. Конечно, большинство абсолютно честны. Процентов 20 чудовищно самокритичны. И есть один человек, который всегда считает, что он на высоте. Благодаря этому ученик – это не тот, кто получает внешний вердикт и живет с ним как с данностью, а человек, который участвует в динамическом процессе учебы, в котором от него многое зависит, который понимает, размышляет и думает о том, почему он сделал то, а не другое, получил ту или иную оценку, и понимает, куда ему можно двигаться, какие у него есть направления.
«Идея о том, что мы можем все проконтролировать – иллюзия»
Вера Якупова. Фото: Павел Смертин
«Для начала поспешу мам успокоить: хотеть защищать своего ребенка – нормально! Это наша базовая потребность – защищать того, кто нам дорог.
А теперь давайте разбираться, от чего мы можем защитить ребенка, от чего – нет, и что со всем этим делать.
Сегодня наша репродуктивная жизнь изменилась: мы не рожаем много детей, это происходит позже и осмысленнее. Ценность материнства, ребенка при этом возрастает. Соответственно, мы больше внимания на это обращаем – как правильно, как лучше.
Есть расхожая шутка: сегодня быть родителем означает заботиться об образовании, строить с ребенком хорошие отношения, развивать у него эмпатию, водить на английский, приучать к спорту, и так далее и так далее. А что значило быть родителем 100 лет назад? Просто иногда кормить ребенка. Мне кажется, это отлично иллюстрирует все, что сейчас происходит.
Наше общество становится детоцентрично. И если без перегибов, то это, на мой взгляд, показатель ценности человеческой жизни. Никогда еще за все время человеческой истории жизнь, особенно детская, не ценилась так высоко, как сейчас. Интересно, кстати, что свою жизнь нам пока еще сложно ценить, а детскую мы уже научились оберегать.
Многие мамы, приходя ко мне на консультацию, говорят: я-то ладно, но я не хочу, чтобы это передалось ребенку. То есть о себе позаботиться все еще трудно, а о ребенке – проще. Когда отрабатывается какой-то навык, всегда проще сначала тренировать его на ком-то, и потом уже – на себе.
Так что бережное отношение к детям – это очень хороший «симптом» нашего общества. Это говорит о том, что в целом ценность человеческой жизни возрастает.
Но есть и обратная сторона медали. Да, сегодня мы обладаем достаточной информацией, мы многое знаем о рисках, опасностях и о способах их преодоления. Мы достаточно компетентны в том, чтобы обеспечить физическую безопасность: сейчас развита медицина, есть разные приспособления – заглушки на окна, автокресла, умные часы с GPS и так далее. Мы многое знаем о психологии, стараемся беречь ребенка от душевных травм.
Но при этом мы забываем о том, что человек не всемогущ. Таковы правила игры, так устроен наш мир: не все зависит от нас. Это реальность, и другой у нас нет.
И вот тут – интересный момент. Когда мы пытаемся все контролировать, отвечать за все и всех, нам кажется, что мы – супервзрослые, мы несем ответственность. Но на самом деле, это инфантильная позиция. Нам очень хочется полностью управлять миром, но это никому не дано.
Зрелость состоит как раз в принятии собственных ограничений.
Приписывать себе ответственность за все – тяжкий груз, это может серьезно невротизировать, провоцировать вину и тревогу. Часто это присуще как раз хорошим родителям – образованным, думающим, социально успешным. Это одна из сторон «синдрома отличника».
Мы привыкли еще с нашего советского детства слышать: старайся, и все будет хорошо. Но в реальности жизнь не дает никаких гарантий.
«Когда родился младший – меня накрыло»Алена Фурман, двое детей 3 и 13 лет:
«Когда родился старший сын, я была еще слишком молода и ни о чем не тревожилась. Мы легко пережили синяки и шишки, простуды, ветрянку. Даже то, что до трех лет мой мальчик почти не говорил, не слишком беспокоило – ведь потом-то все наладилось.
Но когда родился младший, меня накрыло. Я боюсь всего и почти постоянно. За прошедшие три года «скорую» малышу я вызывала 6 раз. Встаю ночью, чтобы послушать его дыхание. Сын обварил руку чаем – я купила годовой запас противоожоговых повязок – на всякий случай. Укусила уличная собака – теперь мы обходим всех, даже самых маленьких и самых домашних.
Мы привинтили к стене всю мебель, поставили заглушки на окна, убрали острые предметы и бытовую химию. Но проблема в том, что мой младший сын – товарищ с шилом, поэтому он все равно умудряется создать проблему из ничего.Однажды во сне до крови расковырял себе ухо – это было похоже на фильм о войне. Потом – забаррикадировался в ванной, пришлось вызывать МЧС и ломать дверь. В какой-то момент я сказала себе: «Защитить его от всех опасностей не получится».
Правда, в смысле тревожности это никак не помогло – я все равно беспокоюсь. Заодно стала беспокоиться и за старшего. Его это страшно раздражает, а я все равно беспокоюсь. Духовник сказал мне, что нужно доверять Богу, но и это получается у меня пока что плохо…»
Когда слишком хорошо – тоже плохо
– Вообще, я прихожу для себя к выводу, что плохие учителя тоже нужны – так же, как нужен разный негативный опыт, ошибки и просчеты. Когда создана идеальная ситуация, это превращается в ту же теплицу, о которой мы говорили.
– Кстати, это очень интересная история. Действительно, вот эта «теплица», атмосфера очень хорошей школы воспитывает в детях потребительское отношение, и мы часто видим это в наших детях, которые, к сожалению, перекормлены хорошим. Они привыкли, что им достается самое лучшее, особенно в профильных классах – что учителя читают с ними Лотмана, Гаспарова, Бахтина с 9-го класса, проходят хронотоп, говорят с ними, что им привозят поэтов Михаила Кукина и Тимура Кибирова, в школу приезжают лауреаты мировых конкурсов с филармоническими концертами, и в результате к 11-му классу у них иногда появляется отношение: «Кто там едет? Еще один какой-то современный поэт? Да мы их уже видели десятками».
Фото: Гимназия 1514 / Facebook
И то же самое с учителями – такой уровень разговора, который мы им обеспечиваем, воспринимается как само собой разумеющийся. И дальше если происходит какое-то отклонение в действиях школы от их высоких запросов, если ребенок или родитель привык общаться не в логике доверия и понимания ценности разного, а в логике заказа, запроса и требования, то где заказ, там и прокуратура за неисполнение заказа, и начинается печальная история о том, что происходит за несоответствие высоким требованиям.
– От учителя тоже требуют быть идеальным с утра до вечера?
– Конечно. Я завел второй телефон, чтобы быть на связи с родителями и коллегами, но и спокойно выключать его на ночь.
– А вы не можете просто сказать родителям: «Пожалуйста, не звоните после восьми вечера, если нет ничего смертельного»?
– Что значит «ничего смертельного»? Случилось страшное – нет домашнего задания, или четверка в электронном дневнике, или завтра физкультура, а неизвестно, нести ли лыжи! К сожалению, призывы к благоразумию не всегда работают, но при жесткой и последовательной, а одновременно доброжелательной и партнерской позиции учителя есть возможность выстроить адекватную коммуникацию и выработать готовность решать проблемы и видеть их как ресурс развития, а не как конец света.
Две главные причины страхов у детей
Это не опечатка, действительно, базовых причин детских страхов только две
Глубокое понимание этих причин очень важно для того, чтобы не слушать бессмысленных или откровенно вредных советов, а также для того, чтобы родители сами могли помочь своему ребенку избавиться от любых необоснованных страхов
Бояться может любой ребенок, если чувствует, что его жизни и здоровью угрожает опасность, то есть если рядом нет взрослого. Это здоровый страх, он совершенно необходим и выполняет охранительную функцию. А вот когда бояться нечего, а страх все-таки есть и никакие разумные доводы, уговоры, отвлечения и забалтывания не помогают — самое время обратиться к системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
Итак, главные причины детских страхов:
- Нарушение чувства безопасности и защищенности у ребенка.
- Наличие у ребенка зрительного вектора.
Ребенок боится оставаться один, если не уверен в надежности родителей
Представьте: вы — маленькое и беззащитное существо и вся ваша жизнь зависит от одного великана, который может заботиться о вас, защищать вас от опасностей, приказывать другим великанам, чтобы они тоже заботились и не обижали вас. А может и забыть о вас или, наоборот, начать кричать, ругаться и пугать вас. Или ваш великан, может быть, сам слабый и неуверенный, боится всего на свете, а особенно других великанов. Сможет ли он защитить вас? Как вы будете чувствовать себя в этом случае?
Чувство безопасности и защищенности — база для развития любого ребенка. Более подробно об этом основополагающем концепте читайте в статье.
Если ребенок в 3-4 года боится оставаться один — может быть, он не уверен в том, что мама обязательно вернется? Может быть, вы покидали его слишком надолго или оставляли с незнакомыми людьми? Такое случается, когда малыш попадает в больницу, например, а мать к нему не пускают. Или когда сама мама неожиданно попадает в больницу или уезжает в роддом за новым ребеночком, а малыш оказывается совершенно не подготовленным к этому и чувствует себя брошенным.
Если мама и папа ругаются и выясняют отношения при ребенке, особенно когда звучат смыслы «Уходи и не возвращайся!» или «Уйду и не вернусь!», то у ребенка просыпается неосознанный, непроговариваемый страх потерять семью . Он боится оставаться дома один, потому что опасается, что кто-то из родителей, особенно мама, может уйти навсегда и не вернуться.
Если мама воспитывает ребенка одна, если она замучена, разрывается между работой и домом, не уверена в себе и своем завтрашнем дне, ребенку автоматически и неосознанно передается эта неуверенность, он теряет чувство защищенности и безопасности. В зависимости от векторов ребенка это может выражаться по-разному, например тем, что он боится оставаться один. И чем меньше ребенок, тем больше состояние матери влияет на него.
Или, возможно, в ваше отсутствие приходил пьяный сосед, кричал, угрожал, барабанил в дверь и тем самым вызвал ужас у вашего малыша. И теперь он так напуган, что боится даже вам рассказать о случившемся. Такое бывает, когда ребенок не уверен, что вы гарантированно сможете защитить его от обидчика.
Если ваш ребенок боится оставаться один, хорошенько подумайте, какие у него есть основания не доверять вам?
«Я так и знала»
Фото с сайта dailymail.co.uk
Случается, мама попадает в замкнутый круг тревог: она словно ждет очередного происшествия, и, когда это происходит, победно говорит: «Я так и знала».
Кажется, и ребенок готов откликаться на ее ожидания – словно бы намерено подкидывает самые разные поводы для беспокойства. Что тут можно сделать?
Если тревожность ситуативная – в ответ на какое-то происшествие, которое было у мамы или в ее ближайшем окружении, ребенок тут не при чем, это маме нужно поработать с психологом.
Например, мама ребенка-аллергика видела однажды у него сильный приступ, и теперь пытается обезопасить ребенка всеми возможными способами. Психолог поможет понять, что стоит за этими страхами.
Если тревожность — черта характера, все сложнее. Да, рано или поздно что-то обязательно случится, но относиться к этому можно по-разному. Кто-то скажет: бывает, а кто-то воспримет происшедшее как доказательство своей правоты: «я же говорила, я знала!» И тогда тревожность оказывается маме «нужна», и она не будет с ней бороться.
О чем стоит помнить? Наша тревога может останавливать инициативу ребенка. Если везде опасность, он это подхватывает и сам начинает бояться, не проявляет инициативу.
Поэтому, если даже маленькое происшествие с малышом усиливает у мамы чувство вины, беспокойство, это повод для работы с психологом.
Для тех, кто пока не может этого сделать, есть sos-методика, которую придумал венский психолог Виктор Франкл, работавший с навязчивыми состояниями.
Франкл предлагал доводить свои страхи и тревоги до абсурда, не избегать, а, напротив, максимально погружаться в них. В какой-то момент случится перелом, и напряжение снизится.
«Страх хорошо продается»
Мама ищет. И часто – находит нечто пугающее. Ее дополнительно невротизируют врачи, готовые выписывать анализы, лекарства, процедуры. Потому что, раз уж пациент пришел, его надо лечить.
Масла в огонь добавляют психологи. Сколько уже вышло статей с заголовками: «5 фраз, которые нельзя говорить детям», «10 поступков, которые нанесут ребенку травму» и так далее.
Это звучит отовсюду: будь осторожен, родитель! Шаг вправо, шаг влево, и ты все испортишь! В формировании нашей тревожности большую роль играет информация. Не зря ведь говорят: «меньше знаешь, крепче спишь».
Любопытный факт: когда я опрашивала мам после родов о том, есть ли у детей какие-то проблемы со здоровьем, подавляющее большинство, несколько сотен человек, отвечали «да» и называли, в общем-то, типичные для младенцев вещи – колики, срыгивания и так далее. Это просто этапы развития, но они воспринимаются тяжело, вызывают тревогу. Почва для страхов готова.
Сегодня информации слишком много. И с одной стороны это хорошо – мы предупреждены и вооружены. Например, недавно поисковый отряд «Лиза Алерт» стал активно информировать о том, что дети могут погибнуть в выгребных ямах. Мы можем учесть этот момент, избегать таких ям, закрыть их, следить за своими детьми.
Но иногда новостной фильтр настроен на такой тревожащий контент, что создается ощущение: везде ужас. Помните историю про няню, которая отрезала ребенку голову?
Если вдуматься, статистически это один случай на миллионы, но он прозвучал так ярко, и само по себе это так страшно, что мне до сих пор мамы говорят: боимся нанимать няню, а вдруг что-то случится? Понятно, что риск попасть, например, под машину, гораздо выше, чем то, что няня отрежет голову, но люди боятся.
Страх хорошо продается. Журналисты это понимают, «происшествие с детьми» — это кликабельно. При этом, конечно, звучат слова о том, что необходимо распространять важную информацию.
Вот только люди по-разному с ней обходятся. Кому-то хоть и страшно, но это длится недолго – вот я проверил все, что могу сделать по этому поводу, исправил и успокоился. А тревожный человек просто не может отвязаться от этих мыслей, вплоть до проблем со здоровьем.
«Тревожность росла с количеством детей»Светлана Соколова, трое детей, 3,7 и 11 лет:
«С третьим сыном я стала гипертревожной, потому что опыта банально больше. Хотя мне кажется, что я очень рациональная. Люблю инструкции и правила, мы в семье стараемся им следовать.
Когда дома появилась двухэтажная кровать, мы сразу договорились, что младший на «второй этаж» не лазает. В итоге средний сын однажды, зацепившись за опору, сорвался с высоты и сломал себе руку.
А младший падал с самоката и тоже ломал руку. После этого я изучила все окрестные дороги, и если знаю, что там выбоины, мы на самокатах не поедем.
Когда дети заболевают, я стараюсь читать о болезни в подробностях. Однажды это помогло спасти жизнь моему младшему сыну: после ветрянки у него начался менингит, и к счастью, я знала, что такие осложнения бывают, мы успели быстро вызвать «скорую».
Чтобы иметь возможность помочь своим детям, я прошла курсы по оказанию первой помощи. И даже в какой-то момент мечтала научиться самостоятельно интубировать – на случай, если будут трудности с дыханием. Муж смеется: ты бы могла!
Тревожусь ли я? Постоянно! Но говорю себе: делай что должно, и будь что будет. Считаю, что бездействовать все равно нельзя».
«Ребенка выдали, а инструкцию приложить забыли»
Когда запускается тревога? По-разному. Кто-то говорит о том, что страх почувствовала уже в роддоме с первым ребенком, а кто-то жалуется, что при большой разнице в возрасте между детьми «сошла с ума» только с младшими.
Это связано не только с возрастом мамы – мол, в молодости все беспечные. Это еще и показатель того, как за последние 10-15 лет меняется отношение общества к материнству, как растут требования.
Но в целом, когда рождается ребенок, у нас появляется значимый человек, которого нам страшно потерять. Когда это первый опыт, мама часто ощущает, что ей выдали ребенка, а инструкцию к нему приложить забыли. Это прибор очень хрупкий, она боится его сломать, не знает, как им пользоваться, и нет даже никаких намеков, как узнать – что же делать?
В современном обществе передача знаний от старшего поколения младшему больше не работает, как это было раньше. Тогда были заготовленные шаблоны действий, в том числе и заботы о ребенке. Мир усложняется, быстро меняется. Теперь родители часто знают больше, чем бабушки и дедушки.
Приходится пробовать, импровизировать, искать информацию, вырабатывать свой собственный родительский путь, опираясь на свои ценности. Это нелегко и тревожно.
Психологическая защита и эмоциональное присутствие
Фото с сайта popsugar.com.au
Что касается физической безопасности, мы действительно можем учесть множество самых обычных вещей, которые способны сохранить жизнь. Но мы можем дать ему и защиту психологическую – а это не менее важно. Ребенку нужна наша защита – она дарит ему спокойствие, восприятие этого мира как дружелюбного, позволяет спокойно изучать мир и развиваться
Ребенку нужна наша защита – она дарит ему спокойствие, восприятие этого мира как дружелюбного, позволяет спокойно изучать мир и развиваться.
В психологии это называется «надежная привязанность» — эмоциональная доступность мамы, ее чуткость, внимание к потребностям ребенка. Это важнее, чем просто водить его за руку и физически беречь от опасностей. . Когда говорят о теории привязанности, часто упоминают тезис о «стабильном присутствии матери»
Его ошибочно понимают так, что мама от ребенка физически не отходит. Это не так – имеется в виду эмоциональное присутствие
Когда говорят о теории привязанности, часто упоминают тезис о «стабильном присутствии матери». Его ошибочно понимают так, что мама от ребенка физически не отходит. Это не так – имеется в виду эмоциональное присутствие.
Защитить ребенка здесь бывает непросто. Часто мы боимся, что кто-то нанесет ребенку душевную боль, даже больше, чем боимся боли физической. Но и это закон жизни: в мире есть разные люди, и с ними ребенок рано или поздно тоже столкнется.
Конечно, мы можем подобрать ребенку дружественную среду – хороший садик, кружки, круг знакомых. Но еще в наших силах сформировать ту самую надежную привязанность, чтобы ребенок знал:
если со мной случается плохое, я могу обратиться к родителям за помощью и поддержкой. Это ключевая вещь.
От нас зависит быть принимающими, любящими, эмпатичными, оказывать ребенку поддержку. Когда мы сами уважаем ребенка, он растет с ощущением, что так и должно быть: я хороший и я заслуживаю хорошего отношения.
Вот это надо закладывать с детства, а не английский-танцы-айкидо.
Самый большой подарок ребенку и самая лучшая защита – чтобы он чувствовал себя «имеющим право быть». Формальная забота без этого ничего не значит.
«Обсуждая опасности, главное — не внушать детям своих страхов»Мария Котрелева, 9 детей, от 24 до 5 лет:
Детей у меня много, и свои страхи я постепенно научилась обуздывать. Моя старшая дочь в 18 лет решила поехать одна в Европу. Мне было очень страшно! Изложила ей все свои страхи, но она сказала: понимаю тебя, но это моя жизнь
И это важно: ребенок имеет право иметь свой опыт, он будет не такой как у вас. В этом смысле я стараюсь Богу доверять.
Обсуждая опасности, главное — не внушать детям своих страхов.
Тут, каюсь, я совершила ошибку: ужасно боюсь пауков, и невольно передала эту фобию детям
Теперь мы визжим всей семьей, и нет никого, кто мог бы этого паука от нас прогнать. Так что страхи можно обсуждать, говорить, что такое бывает и как стоит этого избегать. Но транслировать их нельзя.
Конечно, и у нас случались всякие «страшноватости», причем тогда, когда все расслаблены и не ожидают подвоха. И с высоты у нас ребенок падал, ногу ломал. И с детской площадки дочь уходила одна – искали с милицией. Хочется, конечно, пристегнуть себе коротким поводком, не отпускать. Но что тогда будет? Молюсь, когда совсем тревожно. Это помогает. Молюсь и отпускаю».
